Константин Тарасов / Проза / "Клад Радзивиллов"

Любимой Танюшке

Предисловие

Тому назад много лет мне по исследовательским интересам довелось просматривать в Национальном архиве Литвы инвентари помещичьих имений позапрошлого века. В фонде Радзивиллов (ф. № 1280) встретилось мне дело № 1755-1, атрибуция которого звучала так: «Записки владельца имения Ветрин Оршанского повета об устройстве доходных рыбных прудов. Упоминаются кн. Радзивиллы». Изложение опыта по устройству товарных прудов занимало восемь страниц, но к ним приложена была несравнимо более обширная рукопись автора из его личной жизни, явно беллетристического характера. Оба документы были написаны на русском языке, и, вполне возможно, по этой причине литовских исследователей не заинтересовали, во всяком случае, в научный оборот их никто не включал и даже упоминания мне нигде не встречалось. В заказе на фотокопирование необходимых мне документов указал я и дело № 1755-1. Недавно, перебирая невостребованные запасы архивных выписок и микрофильмов, заинтересовался я названными записками владельца Ветрина. На первой странице имелось посвящение: «Милым моим внукам на старческом досуге написанная быль со мною. Для них, быть может, будет интересно необычное служебное приключение их деда. 1851». Не знаю, были ли они прочитаны внуками автора, но мне записки показались интересными и для современного читателя. Они и составили эту публикацию.

Глава первая. Дело о корыстолюбии

Прошение георгиевского кавалера

Вовлечен в эту историю я оказался в мае 1816 года, на пятом месяце службы моей в Аудиторском департаменте Военного Министерства. Утром того дня генерал-аудитор Закревский вызвал меня к себе в кабинет и, предложив присесть, поинтересовался:

- Господин обер-аудитор, вы знакомы с делом генерал-майора Тучкова 2-го?

Тон его и предложение занять кресло возле стола ясно подсказывали, что генералу мало интересен мой ответ, будь он даже положительный, и что он приготовил для меня некое дело. Я отвечал, что наслышан о неприятностях генерал-майора в военное время, но какова степень их достоверности, не могу судить. О Тучкове 2-ом я знал только, что в свою бытность дежурным генералом Молдавской армии адмирала Чичагова он попал в немилость и даже отстранен был от исполнения должности во время изгнания Наполеона, прямо перед тем, как начиналась раздача наград. Однако по военному ведомству он продолжал числиться, хоть не получал содержания уже четвертый год.

- Я также наслышан слухов, - признался Закревский. – Теперь придется некоторые проверять. Тучков был отставлен от армии в январе 1813 года по обвинению в самовольной конфискации драгоценностей и прочих предметов, принадлежащих князю Доминику Радзивиллу, причем с подозрениями в корыстолюбии.

Последнее слово генерал-аудитор произнес подчеркнуто четко и внимательно посмотрел на меня, словно хотел удостовериться, осознаю ли я аморальный смысл такой любви. Меня же более озаботило слово «подозрения», обязывавшее к малоприятной проверке материального наполнения непозволительных чувств.

- Ныне генерал-майор прислал прошение на имя государя с "просьбою распорядиться о расследовании несправедливости, над ним учиненной". Так господин Тучков свое прошение сформулировал, - неодобрительно оценил Закревский. - Оно поступило в Главный штаб, и я обязан доложить о нем государю со своими представлениями, но в этом письме и, главное, в предшествовавших ему обстоятельствах, весьма полно таинственных загадок…

Закревский сделал паузу, как бы готовившую меня к восприятию важных тайн; я отреагировал тем, что пошевелился на стуле, и тогда тайна была мне доверена:

- Государь не однажды вспоминал рассказы покойного князя Репнина о баснословных богатствах, которыми владели дед и дядя князя Доминика Радзивилла – значит они перешли внуку, – о двенадцати золотых статуях апостолов, которые Репнин лично видел в несвижском замке, когда был послом императрицы в Литве и Польше. По его словам, там золотыми слитками заставлена была подвальная комната, побольше чем этот мой кабинет. И князь Адам Чарторыйский видел скульптуры в замке собственными глазами, о чем упоминал в давних своих беседах с государем. Однако после визита в сей древний замок войск адмирала Чичагова ни в каких реляциях ни о слитках, ни о золотых скульптурах не доносится. Словно корова их языком слизала, - тут Закревский по своей склонности к театральной жестикуляции вытянул правую руку над столом, обратя ко мне пустую ладонь, словно скульптуры были слизаны с нее. - Тучков, не помешает знать, в молодые годы, при императрице Екатерине, служил в Литве, много о местных вельможах был наслышан. Посему: все ли им конфискованное доставлено в государственные ведомства? Где, например, эти скульптуры каждая высотой в локоть?

- А в чем их ценность для государства российского? – спросил я, чувствуя, что генерал-аудитор полученное прошение уже с кем-то оговаривал и сейчас повторяет вовсе не свои мысли.

- Ну, для государства, может, и нет ценности, - отвечал Закревский. - Государство наше и большие несло потери. А для государя, полагаю, ценность, не стоимостная, а по правовому значению своему. Статуи вроде бы добыты были или куплены в Стамбуле, - взглянув на меня, он решил пояснить на случай моего невежества, - в Константинополе, то есть имеют византийское происхождение. Что-то не знаю случаев, чтобы кто-нибудь адмиралам и генерал-майорам позволял брать на добрую память вещи из чужого имущества, тем более такой важности золотую скульптуру. Вы согласны, господин полковник?

- Разумеется! – кивнул я.

- Этак в моду может быть принято, - сказал Закревский с прокурорскими интонациями, - что каждый сам себя соизволит вознаграждать в меру собственного понимания заслуг… Посему, прошу, Андрей Юрьевич, подготовить для ознакомления имеющиеся документы и составить о сем деле свое полное суждение…

- Сегодня же и займусь, господин генерал-адъютант, - отвечал я, понимая, что некто, над Закревским выше стоящий, весьма сурово высказывался о возможности каждого вознаграждать себя в меру собственного понимания заслуг. Но пока что под каждым разумелся один Тучков 2-й.

- Вот и отлично.

Служебный формуляр

Покинув начальственный кабинет, я сказал писарю отыскать бумаги генерал-майора Тучкова 2-го по нашему департаменту, что в четверть часа было исполнено. Дело генерал-майора состояло, к моему удивлению, всего из нескольких листов трехлетней давности, и у меня возникло ощущение, что мы вытянули их из архивной могилы, если и не засыпанной еще песком времени, то давно отрытой. Первым сверху лежало письмо Тучкова военному министру князю Алексею Ивановичу Горчакову от 28 мая 1813 года. В нем существенная для меня часть находилась в конце письма:

"Я не знаю к чему приписать несчастие, с известного времени меня преследующее. Быв дивизионным генералом и потом корпусным командиром, по просьбе некоторых поляков, во время войны, их бунта, отослан в Минск, для объяснения по их просьбам, поданым по известному наущению, которых ничем доказать не могут; а я между тем четвертый месяц утесняюсь, проживая здесь. Я вижу, что службы моей не хотят. Но больно мне то, что я не так служил, как другие, и что вступался в полезные для Отечества предприятия, в которых хотя и показал успех, но наделал чрез то недовольных правительством. Кому как не вашему сиятельству, по обязанности вашей, предстоит способ помочь Некрасовцам, пресечь их ропот, и отвратить вредные от того последствия.

Меж тем никто не призывает меня к действующей армии делить с ней труды походной жизни и славу подвигов, а я числюсь в армии без должности и состою под следствием».

Прошение это показалось мне неосновательным, даже умышленно затемненным, словно тайнопись, - злые наущения поляков и ропот некрасовцев не могли соседствовать но разному своему характеру и происхождению. Мне показалось, что генерал Тучков старательно свое прошение оттачивал, обобщая разные дела своей деятельности.

Ниже находился список формуляра Тучкова из Инспекторского департамента. Он был продатирован маем 1812 года. Из сего краткого документа я узнал, что Сергей Алексеевич Тучков, рождения 1767 года, приписан был к службе в 1773 году, то есть шести лет от роду, во 2-ом фузелерном полку, фузелером на своем коште, и состоял в нем до 1783 года, проходя чины сержанта и штык-юнкера. Последнее означало, что он специализировался по артиллерии и служил в артиллерийской роте при пехотном полку. Далее перечислялись походы и сражения, в которых он брал физическое участие.

"В 1788-1790 гг. воевал против шведов. В 1792-1794 гг. действовал против польских мятежников. При восстании мятежников в Вильне с целью истребить русский гарнизон, собрал свою команду, присоединил к ней другие войска, вышел из города, спас 16 орудий и знамена Нарвского и Псковского полков, отразил нападения поляков, взял их знамя и в плен роту пехоты с командиром ее подполковником Тетау, выжег предместье и бомбардировал город. За это награжден орденом св. Георгия 4-го класса. За отличные действия там же под Вильней и овладение укреплениями сего города награжден орденом св. Владимира 4-ой степени. В 1794 г. организовал роты конной артиллерии и за это награжден орденом св. Владимира 3-й степени. В 1796 г. укротил мятеж жителей Псковской губернии и за это награжден командорственным орденом св. Анны 2-го класса.

В 1801 - 1804 гг. находился на Кавказе, приводя к усмирению Грузию и Имеретию. Как гражданский губернатор Грузии организовал действенные меры по прекращению эпидемии чумы, за что был польщен благодарностью государя.

В 1807 г. генерал-майор послан был на усмирение украинских иррегулярных полков, которое с успехом исполнил. Тогда же сформировал бригаду, которая вошла в 16-ю дивизию.

В 1808 г. командиром 16-й дивизии вступил в Молдавию, участвовал в турецкой кампании, находясь в Дунайской армии под началом Голенищева-Кутузова. В августе 1809 г. генерал-майор Тучков 2-й назначен комендантом крепости Измаил. В 1810 г. основал возле крепости посад, где поселились задунайские переселенцы.

В феврале 1812 г. представлен командующим армией Голенищевым-Кутузовым к награждению орденом св. Владимира 1-й степени.

Образован в артиллерии и фортификации, языками владеет немецким, французским и польским, а также научен латинскому".

Ниже корявым почерком была сделана приписка: "В сентябре 1812 г. Указом Сената крепость Измаил по просьбе жителей переименована в город Тучков".

Что же такое генерал-майор вытворил в декабре 1812 года, дивился я, что блистательная боевая карьера георгиевского кавалера была приостановлена? Какой грех следовало ему совершить, чтобы и через четыре года после событий войны пребывать в сознательном забвении властями и подавать прошение о пересмотре своего дела.

Жалоба хранителя княжеских сокровищ

Еще в деле было записка, поданная аудитором Большой Действующей армии в 1813 году.

Я стал читать...